Скоморошьим гастрольным штабом был дом друга Николауса, стоявший неподалеку от Эмутье в живописном месте на берегу реки. В трудовой контракт Флоры и Николя помимо спектаклей входила анимация городских рынков в округе. Перевоплотившись в своих персонажей: Параолу – сказочницу из страны слов, Палабрии, и Сонарио – флейтиста, садовника в саду звуков друзья курсировали вдоль субботних прилавков, развлекая народ байками под аккомпанемент духовых инструментов, и пользуясь случаем, приглашали людей на свои спектакли.
В тот день они предложили мне присоединиться к их скоморошьему дуэту, из чего получилось забавное трио. Оно давало большие возможности для импровизации, позволяя меняться партнерами и общаться с публикой. В то время, пока Параола рассказывала сказку, мы с Сонарио творили песню или мелодию, потом это спонтанно перетекало в танец влюбленных персонажей под аккомпанемент гармошки и так далее. Самые разные люди очень живо откликались на представление и по очереди вливались в ярморочную веселуху: фермер, девушка с волнистыми волосами, блеском в глазах и ребенком на руках, кружившаяся в вальсе под песню на незнакомом ей языке, пожилая мадам, парнишка лет двенадцати, полицейский, официант…
Один из торговцев на радостях пригласил всю нашу кампанию вечером к себе на день рожденья (как друзей, а не в качестве артистов). В тот день в моей сказке случился неожиданный поворот… нет, скорее, перекресток. Такой, где герой останавливается возле камня и чешет затылок: он вроде шел своей дорогой, а теперь вдруг появилась царевна… и путей стало больше.
Девушка с волнистыми волосами, блеском в глазах и ребенком на руках, кружившаяся в вальсе под песню на незнакомом ей языке на ярмарке, была в числе приглашенных на вечеринку. Аннабэль. Правда, я ошибся, думая, что это был ее ребенок – они так похожи. У нее был такой же по-детски непосредственный взгляд, искренний, глубокий. Ее красивое, полное энергии тело, рассудительная речь, не могли оставить меня равнодушным.
Как и большинство гостей, Аннабэль была из сословия земледельцев. В этой среде нам было очень легко общаться. Простые, добродушные люди, в их отношении не чувствовалось притворной gentillesse. Говоря о политике, не размазывали сопли по поводу безработицы и экономического кризиса, а спокойно принимали его и радовались, что теперь освободилось время побыть с семьей. Когда же обсуждали Саркози, жалели, что во Франции отменили гильотину.
Аннабэль была не местная. Она приехала из Дордони на праздник к другу и на следующий день должна была уехать. Из ее рассказа я понял, что в ее жизни это был переломный момент, перекресток, за которым ее ждал новый уклад. Наш последний разговор длился целую вечность, хотя прошло, быть может, 10 минут. Я не мог уже больше прятать свои чувства к ней и выразил все, что было на душе. На уроках французского нас не учили признаваться в любви. Чем больше слов я говорил, тем больше осознавал их нелепость. Был бы у меня словарь – и он бы мне не помог, главное доходило до ее сердца просто, без слов. Аннабэль слушала мой несвязный лепет глазами. Они отвечали взаимностью. Время для нас измерялось не по часам, а мгновениями, которые оставались до расставания. Неизбежность расставания, отсутствие будущего накаляли чувства до предела.
Появились Флора и Николя.
— Нам пора. Мы едем домой, ты с нами или остаешься?
-…
— Ты уезжаешь или остаешься?
Продлить счастье еще на одну ночь или проститься на пике, не сорвав цветок, а лишь вдохнув его аромат…?
— Подождите, я с вами.
Ее прощальный поцелуй я запомню на всю жизнь. Это было не обычным ритуальным трением тел расстающихся взрослых людей, и не страстным объятием зрелой женщины, а прикосновением неискушенной девушки, влюбившейся в первый раз, с трепетом отдающей себя полностью, без остатка. И сам я в тот момент чувствовал себя, как юнец на первом свидании.
Одежда любви – неискушенность
Ее дом – сердце
А язык – безмолвие
**О том, что было дальше, читайте продолжение «французской мечты»
